Секретность средневекового мастерства и философия Шартрской школы

С 12 века европейская жизнь становится несравненно подвижнее и динамичней, растут и укрепляются города, в которых возникают первые университеты. Человек, живший эсхатологическими предчувствиями в суровой, беспокойной обстановке 10-11 веков, по-новому осмысливает свое место в универсуме ¹. Он воспринимает универсум как стройное целое, упиваясь согласованностью и великолепием членов природы, ее изобильностью. Он ощущает согласованность себя и своей деятельности с миром. "Все, что есть на свете движущегося и живого, извечной своей мудростью Бог расположил. Вещам природы созвучные меры и назначения приписал ничего бесформенного, ничего запутанного не было в материи, ибо создана она была по созвучию самой себе" ². "И какое-то пустое желание, какая-то суетная страсть любопытства, украшающаяся именем знания и мудрости", названная "В слове Божием ... похотью очес" (Иоанн, 1, 16) страсть человека к познанию - amor sapientiae вновь обретает свои права.

Расширившимся и постепенно специализирующимся знаниям человека о мире становится тесно в рамках семи свободных искусств. Сложившиеся в атмосфере изысканного интеллектуализма Шартрской школы "Heptateuchon" Тьерри Шартрского и "Metalogicon" Иоанна Сольсберийского, глоссы Гийома Коншского к "Тимею" Платона и к "De consolatione philosophiae" Боэция придают новый оттенок значению человека и его деятельности в мире. В "Поликратике" - замечательном сочинении Иоанна Сольсберийского - "механическим искусствам" и ремеслам уделяется особое место в описываемом воображаемом государстве ³. Гийом Коншский высоко оценивает такие "механические искусства", как архитектура и медицина ⁴. Разработанная Шартрской школой концепция творения, поразительная по своей стройности и тонкости, по-новому определила место человека и его трудов, раскрывающееся в гармонии человека и мира. "Как из четырех элементов гармония согласовала строение чертогов мира, так из четырех веществ она ... составила здание человеческого тела" ⁵, писал Аллан Лилльский. Микрокосм человека является подобием макрокосма вселенной.

Философия Шартрской школы

Боэций

В философии Шартрской школы нашел отражение и осмысление тот момент в истории западного средневекового человека, когда он отдал себе ясный отчет в своей причастности миру, в своем участии в стройной и слаженной игре природы. В этом органическом соединении человека и мира человек расценивается как венец и завершение творения, как центр универсума. Разумеется, понимание человека как венца творения в философствовании 12 века глубоко отлично от восприятия индивидуума как центра космоса в философской мысли эпохи Возрождения, оставляющей за человеческой личностью право выбора, действия, неограниченных возможностей приложения своих сил, тогда как 12 век развивает мысль о человеке вообще, о его абстракции, не возбуждая вопроса о его индивидуальности, сама постановка которого в ту эпоху была бы невозможна, и неизменно связывая свое представление о человеке с трансцендентными предпосылками, сообщая ему ощущение определенной ограниченности его сущности и возможностей действия.

В Шартрской школе находит живой отклик восходящая к платоновскому "Тимею" мысль о том, что созерцание творения ведет к познанию творца. Постепенно проясняется и упорядочивается представление о тех двух путях, которыми человек, созерцая мир, приближается к постижению бога: погружаясь в мир, в упорядоченности которого ему раскрывается создатель, или отказываясь от мира, от которого бог так безнадежно отделен. Изучение строения мира в его гармоничной целостности превратилось в истинную страсть человека 12 столетия. При ясном представлении о недостаточности человеческих знаний, несовершенстве произведений человеческих рук, временности и изъянах человеческой мудрости по сравнению с недостижимым и непостигаемым совершенством божественной мудрости, божественного творения, тем не менее все большее распространение приобретает мысль об относительной ценности деятельности человека, посредством которой он познает природу, являющуюся подобием божественной идеи и таким образом приближается к постижению творца. Мысль о предопределенности жизненного пути, о непреложной зависимости творческой деятельности человека от божественной воли теряет свою остроту и напряженность. В богословских трудах 12 века возникает и живо обсуждается вопрос о том, можно ли предметы, созданные человеком, рассматривать как произведения бога. Детально разбирается также восходящая к античной философии проблема трех видов творчества - бога, природы и человека, в которой творчеству человека отводится особое место. Смотрите, например, обсуждение магистром Жильбертом вопроса о том, можно ли произведения человека считать произведениями бога (Note super Johannem sec. mag. Gilbertum, рукопись хранится в Лондоне, в библиотеке Ламбета ⁶), "можно ли к его деяниям относить художеством произведенное, будь то сыр или обувь и все то, что называют произведением человека, а не бога ... Он один всему создатель, но различны причины созданного, и возможности, и исполнение; поэтому человека мы называем создателем (auctor) одного, а бога - другого ... ".

В 12 столетии создаются энциклопедические сочинения, в которых все знания, как священные, так и светские, объединяются в целостную систему. Доминик Гундиссалинус и Радульф Лонгшанский включают "механические искусства" в созданные ими системы знаний и уделяют большое внимание их разработке. В анонимном трактате Бамбергской библиотеки первой половины 12 века (Cod. Q. VI. 3О), где знания разделяются на теоретические и практические, "механические искусства" рассматриваются особенно подробно ⁷. Радульф Лонгшанокий в своем комментарии к "Anticlaudianus" у Алана Лилльского дает подробную схему разделения "механических искусств" ⁸, которой следует Гуго Ceн-Викторский. Идея объединения всех человеческих знаний в единой направленности к познанию бога затрагивается Гуго Сен-Викторским в его главном сочинении "De sacramentis christianae fidei". Его "Didаsсаliсon", одно из своеобразнейших энциклопедических сочинений 12 века, целиком посвящено разработке идеи, в основе своей связывающейся с тем представлением о грехопадении, которое восходит к раннехристианской философии, прививается и комментируется в западной католической церкви.

Гильберт Порретанский с учениками. Миниатюра из рукописи Комментария на Боэция. 12 в. (Parisin. Ms. Valenciennes. 197. Fol. 9)

Путь философа и ревностного изучения наук и искусств, по мнению богословов школы св. Виктора, ведет к восстановлению в человеке подобия божественной мудрости, утраченной при грехопадении, ведет самого человека к мистическому единению с богом. Человеческие знания, при всей их временности и относительности, подготавливают человека к созерцанию истины. Путь человека к мудрости есть, таким образом, путь возвращения, реставрации, достижения исходной точки. Духовное совершенствование человека, постоянное углубление познания человеком самого себя и окружающего его творения, приводит человека к обретению утраченной мудрости. Человек приближается к богу через постепенное "путешествие ума" ⁹. Замечательным новшеством работы Гуго Сен-Викторского является приспособление аристотелевской теории познания к августиновской системе мышления ¹⁰. Его деление знаний на четыре категории восходит к Аристотелю. Гуго "представляет себе приобретение человеческих знаний способом, в котором нет ничего мистического".

Знания были разделены Гуго на теоретические, практические, механические и логические. Теоретические знания включают теологию, математику, физику, логические - грамматику, риторику, диалектику, практические - дают систему этических представлений. Тривиум и квадривиум сохраняют по-прежнему свое особое значение среди других знаний. Но включение в эту философскую систему механических искусств, которые не презираются больше, но, напротив, становятся в ряду знаний, необходимых человеку на его пути к спасению, знаменует важные сдвиги в мышлении средневекового человека. Человек начинает осознавать себя как homo faber ¹¹. Свободные искусства в 12 веке приобретают иной вид, чем в раннем средневековье. Они гораздо теснее связываются с практическими требованиями жизни. Доминик Гундиссалинус приводит мысль о соответствии теоретических и практических знаний, сопоставляя, например, арифметику с торговыми расчетами, геометрию - с измерением земли ¹². Достаточно сравнить хотя бы трактовку геометрии Гуго Сен-Викторского с ее оценкой в раннее средневековье. Если Августин характеризует геометрию как в высшей степени абстрактную науку о числах и измерениях, которым подчиняется "красота на земле и небе", Гуго, используя текст Кассиодора и Исидора Севильского, пишет о геометрии следующее: "Геометрия - означает измерение земли, ибо эта наука была открыта египтянами. Из-за того, что Нил во время наводнения покрывал их земли илом и смывал границы, они стали измерять землю с помощью тростей и линий. И так, ученый человек прикладывает и распространяет ее также на измерение поверхностей морей, небес, воздуха и всех каких бы то ни было тел"?. В примечании к этой главе, повторяющем предисловие Гуго к сочинению "Practica geometriae", он делит геометрию на планиметрию, то есть измерение длины и ширины, альтиметрию, то есть измерение высоты, и космиметрию, то есть измерение сферических поверхностей ¹³.

Подобно тому, как свободные искусства включают семь дисциплин, Гуго и "механические" знания разделяет на семь областей. Это: 1) ремесло, 2) вооружение, 3) торговля, 4) сельское хозяйство, 5) охота, 6) медицина, 7) театр. Сам этот комплекс чрезвычайно интересен и, видимо, довольно точно отражает состояние знаний в 12 веке, включая вместе с остальными науками все основные необходимые для человека 12 века роды деятельности. К ремеслам Гуго относит все виды "тканья, шитья, плетения, которые выполняются рукой, иглой, веретеном, шилом, чесалом, ткацким станком или любым другим каким-либо инструментом" ¹⁴. Особый интерес вызывает вторая группа "механических искусств": armamenta - вооружение, оснастка. "Слово arma относится ко всем тем вещам, под которыми мы находим укрытие" ¹⁵,- пишет Гуго. "К этой науке относятся все такие материалы, как камень, дерево, металл, песок и глина". Разделяя armamenta - вооружение - на строительное и ремесленное, Гуго относит к строительному все работы, которые имеют дело с "мотыгой, топором, напильником, тростью, пилой, буравом, планами, чертежами, мастерком, отвесом, полируя, рубя, разрезая, подпиливая, вырезая, присоединяя, раскрашивая материал всякого рода - глину, камень, дерево, кость, гравий, известь, гипс и другие материалы этого рода". К ремесленному Гуго относит все работы по металлу - ковку, чеканку, литье, то есть изготовление доспехов - панцирей, шлемов, щитов, нагрудников, копий, мечей, палиц.

Перед нами открывается та область средневекового искусства, которая в обстановке постоянных войн и междоусобиц, естественно, была одной из самых важных и необходимых и которую мы склонны часто упускать из виду, говоря о средневековом художественном творчестве. Однако архитектору, видимо, не менее часто приходилось возводить крепости и укрепления, чем строить соборы и монастыри, а средневековому ювелиру - не реже украшать гравировкой и чернью рукояти мечей и пластины щитов, чем реликварии. Разумеется, существовали специалисты, работавшие преимущественно в той или другой области. Документы 10-13 веков называют множество архитекторов, работавших по возведению военных укреплений ¹⁶. Однако четкого разделения между архитектором в собственном смысле этого слова и военным инженером не существовало. В средневековых документах архитекторы и инженеры именуются одинаково artifex или architector, architectus ¹⁷. Любопытно, что Гуго производит термин "механические искусства" - ars mecanicae - не от греческого mechano, mechanicos - машина, машинный, но от греческого слова moicos, в латинском звучании moechus, то есть adulter, то есть фальшивый, нечестный, притворный, любодейный, относящийся к прелюбодеянию. Эта странная лексическая ассоциация, приоткрывающая нам своеобразность средневекового мышления, настолько связана с твердо укоренившимся в 12 веке представлением о художественном творчестве как имитации природы, что на ней следует остановиться подробнее. Объяснение ей мы находим в средневековой школьной литературе, словарях и глоссах. В одном из таких словарей, составленных в 9 веке учеником Эригены Мартином Ланским, содержится следующее толкование этого термина: "Moechus означает притворщика - прелюбодея, тайно оскверняющего брачное ложе другого. От moechus мы называем "механическим искусством" всякую вещь хитрейшую и претончайшую и в своем изготовлении или сотворении непонятную, так что видящие ее ощущают себя как бы лишившимися способности зрения, ибо не могут познать ее хитрой замысловатости" ¹⁸.

Секретность средневекового художественного мастерства

Представление об искусстве как о действии, связанном с обманом, ловкостью рук и секретностью, тайной, живо отражает ту стадию развития средневекового художественного мастерства, когда методы работы готического мастера держались в секрете, окружались таинственностью и передавались в устной традиции. Труд художника был окружен ореолом таинственности. К его мастерству относились как к тайному знанию, доступному лишь для посвященных. Множество красочных легенд возникло вокруг произведений средневекового искусства, которым приписывалась чудодейственная сила, а создавшим их мастерам - таинственная сверхъестественная власть. Замкнутые профессиональные объединения мастеров зрелого и позднего средневековья обладали своими особыми ритуалами посвящения в мастерство и были не только чисто профессиональными коллективами и не только братствами, основанными на началах взаимопомощи, но и своеобразными религиозно-мистическими организациями. Объединения архитекторов и каменщиков средневековья были среди них наиболее прочными, сплоченными и замкнутыми в силу особой сложности их знаний и соответственной сложности и разветвленности ритуала, ограждающего секреты их мастерства от непосвященных.

Гуго Сен-Викторский. Миниатюра.

Гуго употребляет термин "механические искусства", вкладывая в него представление о фикции, об обмане, требующем большой ловкости и искусности. Раскрывая понятие творчества человека и отличая его от творчества бога и творчества природы, Гуго пишет: "Творчество человеческое, как не природа, а только природе подражающее, пригодно названо механическим, то есть притворным, обманным, равно как отмычку называют ключом механическим (то есть обманным)" ¹⁹. В другом месте своего сочинения Гуго еще раз возвращается к этому объяснению. "Работа художника - притворна, потому что она только копирует работу природы, принося, однако, дань человеческому разуму своей изобретательностью" ²⁰. Таким образом, Гуго раскрывает сущность человеческой деятельности в имитации природы. В главе 9 первой книги "Didascalicon", касающейся трех видов творчества, Гуго пишет: "Как творчество художника имитирует природу в каждом отдельном случае, долго и трудно объяснить во всех деталях. Для примера, однако, мы можем показать это дело следующим образом: литейщик, который отливает статую, имел моделью человека и пристально его разглядывал. Строитель, который построил дом, взял в соображение гору, ибо, как говорит пророк: "Ты погнал источники в долины: между горами текут". Как гребни гор не сдерживают воды, так и дом оснащается высокой крышей, безопасно разгружающейся от веса льющихся дождей. Тот, кто впервые изобрел одежду, глядел на то, как вещи, растущие одна за другой, обладают их собственным покрытием, их природу от опасности защищающим. Кора окружает ствол древесный, перья покрывают птицу, чешуя облегает рыбу ... шкуры одевают скот и диких зверей, панцирь предохраняет черепаху ... Но не напрасно каждая живая тварь родилась оснащенной собственным природным оружием, человек один явился беззащитен и наг. Ибо пригодно, чтобы природа заботилась о тех тварях, которые не знают, как позаботиться о себе. И по примеру природы вещи доставляются человеку, когда он начинает изобретать для себя по собственному разумению те вещи, которые от природы даны другим тварям. И верно, что разум человеческий блистает ярче в изобретении всех этих вещей, чем если бы он обладал ими от природы ... Отсюда возникло бесконечное разнообразие живописи, тканья, резьбы и строительства, так что мы с удивлением созерцаем не только природу, но равно и художника" ²¹.

Гуго свойственны высокие представления о возможностях человеческого разума, которые проявляются в созданных им науках и искусствах. Обсуждаемые и приветствуемые в школьной, университетской среде 12 в. проблемы развития человеческого знания встречают неодобрительное отношение в сфере мистической философии крайнего толка, прежде всего у св. Бернарда, противопоставившего чувственной красоте возвышенный образ духовной красоты, а тщете человеческой деятельности - глубину и полноту созерцания: "Разве радует тебя завоевание мира, если ты теряешь самого себя? Даже если ты и учен, не обладая самим собой, ты будешь далек от мудрости ... Даже если ты раскроешь все тайны, познаешь широту земли, высоту неба, глубину моря, но не познаешь самого себя, ты будешь как тот, кто строит без фундамента, воздвигая не здание, но руины. Что бы ты ни создал вне себя самого, ты будешь как песок на ветру" ²².

Деятельность художника, как и всякая человеческая деятельность, получает в философии Гуго такую самостоятельность и независимость от божественного промысла, которым удивляется сам философ: "Первое и главное таинство божественной мудрости есть мудрость сотворенная, то есть разумная тварь, которая, частью видимая, частью невидимая, открыла свои врата и путь к созерцанию" ²³.

Гуго, пишущий Дидаскаликон

При чтении "Дидаскаликона" обнаруживается знание ее автором окружающей жизни, и сам Гуго, при всей "книжности" своих представлений о ней, выступает неутомимым наблюдателем, с любопытством и радостью открывающим перед собой все новые стороны бытия. Без сомнения, Гуго был знаком с практикой современного ему строительного искусства, что вполне естественно для образованного человека эпохи становления готического стиля. Об этом красноречиво свидетельствует глава "Дидаскаликона", посвященная аллегории, в которой философ подробно описывает процесс возведения архитектурной постройки ²⁴. Дошедшие до нас многочисленные рукописные копии его "Дидаскаликона", неоднократно переписывающегося с 12 по 15 век, красноречиво свидетельствуют о его популярности.

Сочинение Гуго необыкновенно привлекательно тем, что оно как бы погружает нас в гущу средневековой жизни. Этот просвещенный мэтр школы монастыря св. Виктора в Париже, указывая своим ученикам путь углубления и расширения знаний, отразил в своих сочинениях многие передовые и животрепещущие практические вопросы его эпохи. Достаточно обратить внимание на панегирик Гуго торговле, чтобы увидеть, до какой степени он живет веяниями времени: "Торговля проникает в тайные места мира, приближает берега невиданные, исследует дикие пустыни ... Торговля примиряет народы, успокаивает войны, укрепляет мир на земле и соединяет благо отдельных людей к общей пользе" ²⁵. Значительным новшеством является также включение в систему искусств театра, который в период становления средневекового мировоззрения стяжал особенно неодобрительное отношение к себе со стороны философов и богословов. Для Гуго, как и для Радульфа Ловгшанского, театр - это "самое популярное место для развлечения из всех остальных" ²⁶. Здесь "удовольствием ум освежается" ²⁷. Описание театрального искусства у Гуго восходит к античной литературе. Его положительное отношение к театру естественно перекликается с развитием и подъемом литургической драмы в 12 веке. Такая высокая оценка театрального искусства является еще одним свидетельством того, как в мировосприятии западного средневековья человеческая деятельность упорно ассоциируется с представлением об имитации природы, с идеей подражания. Рассмотрение Гуго "механических искусств" и включение их в общую систему знаний также говорит о том, насколько этот философ был dans le vent, насколько его искания соответствовали духу времени.

Сравнительно с ранним средневековьем 12 век был столетием определенного технического, экономического и культурного прогресса. Это было время пристального и удивленного интереса к технике во всех ее проявлениях, начало осознания возможностей человеческого ума и изобретательности. В эту эпоху высоко оценивается роль практической деятельности человека во вселенной. Все науки и искусства, не только свободные, но и "механические", находят место в общей религиозной концепции мира. "Механические искусства" начинают систематически включаться в средневековую систему искусств и занимают определенное место среди ведущих к познанию бога человеческих знаний. Это обстоятельство связано, с одной стороны, с накоплением средневековых сведений о мире и жаждой систематизировать все окружающие явления в их определенном отношении к создателю всего сущего. Оно вызвано также несомненным увеличением роли искусства в жизни средневекового общества в эпоху готики. Оно отражает глубинные процессы экономического и социального развития средневекового общества.

Примечания и литературные источники

• 1. О культурном подъеме 12 в. см. также: Chenu М. D. Nature Man and Society in the XII-th Century. Essays on New theological Perspectives in the Latin West. Chicago, 1968; Holmes U. Т. Daily Living in the Twelth Century. Madison, 1962; Twelth Century Europe and the Foundation of Modern Society. Madison, 1961; Knowles D. The Evolution of Medieval Thought. New York, 1962; Liebeschutz Н. Das 12, lahrhundert und die Antike, Archiv fur Kulturgeschichte, 35, 1953, в, 247 и далее; The Year 1200, The Exgibition. The Metropolitan Museum of Art, 1970; Ross J. В. А Study of Twelth Century interest in the Antiquities of Rome. Medieval and Historographical Studies in Honor of J. W. Thompson. Chicago, 1938, р. 302-321; Taylor Н. О. The Medieval Mind. Vol. 2. London, 1938.
• 2. цит. по: PL, vol. 189. Paris, 1854.
• 3. См.: PL, vol. 199. Paris, 1855.
• 4. См.: Holmerg. Das Moralium Dogma des Guillaume de Conches, р. 48. 60 Цит. по: PL, vol. 210, Paris, 1855.
• 5. См.: Parent G. La doctrine de creation dans l'ecole de Chartres. 1938, Paris, p. 128; D'Alverny М. Т. L'Homme comme symbole. Le microcosme.- In: Simboli е simbologia nell'alto medioevo. Vol. 1. Spoleto.- Settimana di Studio, XXIII, 1975, Spoleto, 1976.
• 6. MS. 360, fol. 32Ь.
• 7. Grabmann М. Die Geschichte der scholastischen Methode. Bd 2. Berlin, 1956, S.28-40.
• 8. Ibid., S. 48-52; Bruyne Е. de., vol. 2, р. 390-393. 65 См.: PL, vol. 122. Paris, 1853.
• 9. См.: PL, vol. 196. Paris, 1855.
• 12 Grabmann М. Ор. cit., Bd 2, S. 238. 68 Цит. по: Gilson Е. Ор, cit., р. 303.
• 11. Chenu М. L'Homme et la nature. Perspectives sur la Renaissance du XII-е siecle. - "Archives d'histoire doctrinale et litteraire du Moyen Age". Paris, 1953, N 27, р. 39-66.
• 12. См.: Dominicus Gundissalinus. De divisione philosophiae. Ed. L. Baur, Munster, 1906. In: Beitrage zur Geschichte der Philosophie des Mittelalters. Bd 4, Н. 11-111. 71 The Didascalicon of Hugh of Saint-Victor. London - New York, 1961, 11, 9, р.68.
• 13. См.: Ibid., 11, 13, р. 70.
• 14. Ibid., 11, 21, р. 75.
• 15. Ibid., 11, 22, р. 76.
• 16. См.: Mortet V., vol. 1, р. 7, 41, 69, 272, 276, 313, 337.
• 17. См.: Ibid., vol. 1, р. 486.
• 18. Цит. по: Lastner L, W. Notes оn Greek from Lectures of а Ninth Century Monastery Teacher. - "Bulletin of the 10hn Rylands Library", VII, 1922- 1923, р.439.
• 19. The Didascalicon of Hugh of Saint-Victor. 1, р. 56.
• 20. Ibid., 1, р. 9.
• 21. Ibid., 1, р. 56.
• 22. S. Bernardus De Consideratione, 11, 2. 3.- PL, vol. 184. Paris, 1854.
• 23. Hugh оf Saint-Victor. De Tribus diebus. ХVII. - PL, vol. 176. Paris, 1854, 824 D.
• 24. См.: The Didascalicon of Hugh of Saint-Victor. IV, р. 146.- PL, vol. 176. Paris, 1854.
• 25. Ibid., 11, 23, р. 77.
• 26. Ibid., 11, 27, р. 79.
• 27. Ibid.